Восток

Тья-сан очень уважали в семье Карамуно - она знала восемнадцать способов чайной церемонии, вырезала нэцке, складывала оригами, хокку и танка, могла каллиграфически их записать на свиток тонкой рисовой бумаги красной и черной тушью с помощью мягкой кисти.… Но ее никто не хотел брать замуж - лучше жить совсем без жены, чем с женой, которая может показаться гостю умнее мужа. Тья не была виновата в том, что много знала, плохо было то, что она это не скрывала.
Именно поэтому Тья сейчас шла по дороге к побережью, обремененная только нагинатой, замаскированной под дорожный зонтик. Кстати, этой нагинатой она недурно владела - девушки из приличных семей получают недурное образование. Кроме нагинаты, одежды, еды и мешочка с очень полезными в дороге деньгами у девушки ничего с собой не было.
Три дня назад, подстригая бонсаи в комнате отца, она услышала голоса из-за ширм и невольно прислушалась, уловив свое имя. Отец говорил с самураем, приехавшим на закате - его конь и одежда пропитались потом и слились в серую статую, покрытую пылью. Самурай отсыпался сутки, а потом уединился с отцом - разговор действительно был серьезен:
- Дайме Мацушита действительно готов отдать рощу у реки?
- Мой господин, Митсубиси Фусо, не бросает весенние лепестки сакуры в быстротекущий ручей!
- Моя дочь строптива, не отошлет ли ее господин Фусо за манеры? Тогда я не буду знать, что мне с ней делать - спасти честь, сделав сэппуку, или же бросить ее в кратер Фудзи, на растерзание птицам.
- Владетель голубых просторов Нокиа, господин Мацушита, сможет проучить непокорную - ему необходимы жена и наследник. Как сказал ямабуси Биси Дору: "Люби жену, учи ее палкой, если она строптива!"
Именно поэтому Тья-сан в одночасье бросила родной дом, семью, и захватив только те деньги, которые смогла унести, ушла из дома. Она шла в горную обитель Кион-сю, там никто не мешал бы ей заниматься искусством. Тья оделась для путешествия как бедная крестьянка с западного побережья, идущая в город повидать своего сына, служащего у богатого господина. Девушка скрыла свою красоту и молодость под бесформенным кимоно расшитым журавлями, соломенной конической крестьянской шляпой и обильным слоем грима на лице. Самым сложным в роли бедной старушки было платить золотом, но и это Тья проделывала с изяществом - она протягивала монету дрожащей рукой и надтреснутым голосом говорила:
- Возьми, добрый человек, и ты уж не обмани со сдачей - ведь вся деревня собирала меня, чтобы смогла я в последний раз повидать сына, ушедшего в город…
На четвертый день путешествия девушку нагнали три человека. Трудно было встретить более странную пару - обедневший самурай с рулоном шелка на плечах, огромный борец-рикиси с длинными волосами, выбивающимися из традиционной прически, и хрупкий юноша с огромным рюкзаком за спиной, позади которого по дороге торжественно волоклась длинная веревка. Еще издали юноша окликнул Тья:
- Эй, красавица, куда путь держишь? - его друзья засмеялись этой шутке, но юноша совсем не шутил. Подойдя ближе он стал критиковать:
- Кто так подделывает старушечью походку! Разве старухи так ходят? У них нет бедер, поэтому они ими не крутят.… Твой грим наводит на подозрение что тебя учила Сэймаку Сэндзи - только она может посоветовать пренебречь зеленым цветом выделяя морщины…
Тья-сан остановилась. Искусству грима ее действительно обучала Сэймаку Сэндзи. Вся троица устроила привал, самурай благородным жестом предложил присоединиться к походному обеду, путники представились, а наглый юнец продолжал ходить вокруг Тья и вслух обсуждать ее маскировку:
- Кимоно за три рё, ручная вышивка - полтора рё, в мешочке еще три-четыре сотни золотом, нагината, плохо замаскированная под дорожный зонтик, на поясе вышивка семьи Карамуно, юная дочь которого сбежала четыре дня назад из родового дома, находящегося как раз в четырех днях пути отсюда…
Тья отошла к ручью, журчавшему неподалеку, смыла краску, распустила волосы, вернулась и обратилась к самураю:
- Благородный Мур-тянь не даст в обиду бедную девушку, убежавшую от семьи и злой судьбы! - юноша, назвавшийся Мусь-минем, разочарованно вздохнул:
- Зачем тебе такой старый?
- Возьмет под свою защиту, - продолжала Тья-сан, - И не допустит ничего порочащего честь!
- Хоть печали и состарили меня раньше времени, - отвечал самурай, - Но найдется еще сила в этих руках, - он поднял руки и с недоверием осмотрел их, - Найдется сила защитить девицу благородного рода, прибегнувшую к этой защите.
Борец сумо, хмуро поглощавший сакэ чашку за чашкой на протяжении всей этой речи, оторвался и произнес:
- Достойно похвалы твое благородство, мой друг, но не стоит забывать, - обратился он к девушке, - Что столь достойная защита, требует столь же достойного вознаграждения!
Тья думала недолго - трое таких спутников не слишком сильно облегчат ее мешок с деньгами, к тому же его станет легче нести, но смогут дать отпор и случайной шайке разбойников, и погоне посланной отцом или новоявленным супругом, буде таковая случится и встретится по дороге.
Уже вечером девушка пожалела о своем решении - рикиси мог пить сакэ кувшинами не пьянея, остальные пили вровень с ним, но при этом пьянели. Через три часа после заката Геа-янь взвалил на могучие плечи самурая и Мусь-миня, поднялся с ними на второй этаж, ввалился в комнату и свалил их на циновки. Тья поднималась следом. Она уже поняла, что с такими защитниками ей ничего не грозит, если только они смогут завтра самостоятельно подняться и идти.

Запад

Смутно темнея в тумане прибрежные леса уходили дальше на запад. Дракон на ощупь пробирался вдоль низкого голого берега. Когда солнце прорывалось сквозь облака, вдали, на севере, горизонт мерцал отблесками ледяных гор. Иногда недалеко расцветал фонтан водяного цветка, пахло огурцами: "Кит", - уважительно провожали его взглядами гребцы.
- Когда мясо, али жир, кончатся - ужо мы их! - ухмылялся Видгри.
По берегу иногда виднелись буроватые шевелящиеся поля кочующих леммингов. В небе вились яркие тупики с непропорционально смешными клювами, вспучивали перья в воде сизые крачки, орали чайки и робко прятали в утесах свои жирные тела бакланы.
- А хорошо, наверно, иногда быть бакланом! - однажды ляпнул Торвол. Громовой хохот команды поднял тучу птиц, те, ругаясь, кружили над кораблем, вызвав внеплановую уборку и охоту. Торвол долго обижался, что ему не рассказали над чем смеяться. Едва видимый в туманных рассветных сумерках по берегу брел лес.
- Что за морок? - удивился вахтенный, - Леса не ходят!
Туман сдуло бризом, и дружный вздох гребцов наполнил парус - бескрайнее стадо оленьих рогов покрывало тундру, как бык овцу.
- Мясо! - спокойно выразил общее мнение Кирли, и дракон обратился мордой к берегу.
Охота вышла замечательно. Процесс засолки и копчения в дорогу, а также жарки с поеданием, оказался на диво захватывающим, поэтому мало кто обратил внимание на высоких людей окруживших стоянку. Оленьи куртки мехом наружу с капюшонами, и наконечники копий выдавали в них местных жителей, наверное даже пастухов этого бескрайнего стада…
- Не-е-е-т! - протянул старец с бородой посеребренной временем, - Стадо нет пасти… Олень-калям савсем дикий - ешь кто хочет...
- А зачем тогда вы нас окружили? - спросил Хальбрунд, на миг оторвавшись от жареной ноги.
- Что твоя щебечет, словно морская птица? - изумился старец. Хальбрунд не ответил, он знал что в походе даже волк не станет щелкать челюстями при виде еды.
- Олень-калям кушай? - продолжал старик, - Твой его растил? Твой ягель за снегом копал? Кушай любой умей, пасти, мало-мало, никто не хотеть…
- Да что вы, сир, язык-то коверкаете? - перебил его стоявший позади юноша. Он передернул плечами, и из-под мехового малахая на миг блеснула инкрустация тяжелого доспеха.
- Сэр Далан, не перебивайте, а вы, сэр Гор, поправьте капюшон… - мимоходом обронил старик. Один из воинов стал хмуро натягивать капюшон на забрало шлема, - Я вижу, что это не те, кого мы ищем, но может быть в своих стра нствиях они видели…
- Или согласятся преломить с нами копья! - снова перебил юноша сзади, он мечтательно и с надеждой посмотрел на дружину Хальбрунда. Викинги руками хватали едва дожарившееся мясо, быстро съедали его, выбрасывали кости, запивали пивом и орали песни. Иногда последовательность менялась…
- Сир, - обратился к старцу рыцарь, которого называли сэром Гором, - Пора возвращаться в Камелот. Надо быть на празднике Пятидесятницы даже если мы и не найдем того дракона, который нас сюда завел.
- Хотелось бы мне прежде узнать, что привело на эти, хоть и изобильные, но негостеприимные берега наших благородных собеседников.
Видгри толкнул под локоть Хальбрунда так, что тот едва не расплескал кружку:
- Спрашивают, куда плывем…
- Скажи что на восход… - пропыхтел, откашлявшись Хальбрунд.
- Не соблаговолите ли вы тогда поведать цель столь удивительного похода, достойного пера великого слепого певца Срединного моря?
- Спрашивают, зачем нам туда… - перевел Видгри.
- Скажи что это не их дело, - незамедлительно отозвался Хальбрунд.
- Плывем мы на остров, с которого встает солнце, - обернулся Видгри к старцу. Случайные встречные отошли в сторону, тихо переговорили, а потом вернулись к костру Хальбрунда.
- Не соблаговолит ли ваш достойный и исполненный всяческих добродетелей предводитель взять с собой двух моих спутников, изъявивших желание составить вам компанию в вашем долгом, трудном, опасном и изобилующем приключениями славном походе, о коем, я уверен, будут помнить в веках и слагать песни, легенды и сказания не только великие поэты и писатели, но и бродячие уличные шуты, дабы не только лишь знать в сияющих дворцах с высокими потолками, украшенными лепниной и освещенных разноцветными солнечными лучами, падающими сквозь витражи, знала о походе и подвигах дружины великого… - старец замялся и смущенно в поисках поддержки посмотрел на Видгри…
- Хальбрунда! - подсказал восхищенно слушающий гардарикский вождь. Сам Хальбрунд в течении всей речи не отрывался от кружки.
- Не только знать слушала о походе и подвигах храброго Хальбрунда, - продолжал старец, - Но и чернь в припортовых кабаках, кишащих зловредными насекомыми и продажными женщинами…
Хальбрунд закашлялся - он живо представил себе эту картину: насекомых и женщин… Особенно женщин…
Вновь прибившихся звали сэр Далан и сэр Гор. Это они позволяли себе говорить в присутствии своего короля - они были лучшими из рыцарей Альбионских взятых королем с собой, преследовать дракона сжегшего два селения на туманном острове. Гонялись рыцари за этим драконом без малого второй год. Прошли уже все западные владения, всю Гардарику, перевалили через Зубчатые горы, и вот совсем уже собрались возвращаться, надеясь встретить дракона на обратном пути.

Следующая страница (2/5)